«Просовывал руку под одеяло и гладил меня по ноге»: Седокова рассказала шокирующую историю из детства
Певица презентовала свою автобиографию под названием «Я сильная. Я справлюсь»
Певица презентовала свою автобиографию под названием «Я сильная. Я справлюсь».
На мероприятии в Московском доме книги Анна Седокова впервые рассказала о шокирующих фактах своего детства, а также об издевательствах первого мужа – ныне покойного футболиста Валентина Белькевича. С присутствовавшими на презентации журналистами певица поделилась откровениями.
– Я из очень порванной семьи, где папа ушел от нас, – вздыхает 37-летняя Анна. – У моих родителей был самый жуткий и грязный развод, который только можно представить. Помню, как я стою в дверях, кричу: «Папа, не уходи!» А папа на меня не смотрит и уходит. Потом от мамы я постоянно слышала: «Твой папа – козел, он нас бросил…» И я жила с этой болью, наверное, лет до 35. А папа ушел, когда мне было года четыре.
Потом в жизни будущей звезды шоубизнеса произошла еще одна стрессовая ситуация, о которой раньше Анна молчала.
– «Когда мне было лет 8–9, к моей маме начал захаживать в гости дядя Сережа, – прочла артистка со сцены фрагмент из книги. – У него была прекрасная семья – жена и две дочки. По воскресеньям днем они прогуливались по бульварам всей семьей, чинно держась за ручки. А вечерами дядя Сережа приходил к моей маме… Я вообще не обращала бы на него никакого внимания, если бы дядя Сережа ночами не приходил ко мне. Он открывал дверь в мою комнату и замирал над моей кроватью. Сначала стоял и смотрел на меня, думая, что я сплю. Потом просовывал руку под одеяло и начинал гладить меня по ноге, с каждым разом забираясь все выше и выше. Я перестала спать ночами. С ужасом думала, что вот сейчас скрипнет дверь маминой комнаты и я услышу тяжелые шаги. Меж тем он все основательнее прописывался в нашей квартире. Однажды отругав меня за какой-то проступок, он снял ремень и начал меня бить. Я не знала, как реагировать, меня никто никогда не бил. Говорить об этом маме я боялась – видела, как она была счастлива с дядей Сережей. Впервые за много лет… Правда, однажды я, зашивая свою плюшевую игрушку, посмотрев на иголку, поняла: сейчас или никогда! У дяди Сережи был свой стул на нашей кухне. Я воткнула иголку острием вверх в сиденье этого стула и убежала к себе в комнату. Через несколько минут раздался крик. Мама сильно ругалась».
По словам Анны, в какой-то момент мама осознала, что ее друг доставляет боль дочери, и перестала приглашать его. Но в итоге теплых отношений между Седоковой и ее матерью так и не сложилось.
– Когда мне было 20 лет, я пела в группе («ВИА Гра». – Ред.), у меня появились денежки, и я впервые организовала себе настоящий день рождения, – вспоминает звезда. – Были все мои друзья. И в середине праздника мама пришла с Сергеем. Больше я не общаюсь со своей мамой… Я для себя решила, что мне так хорошо, потому что каждый раз, когда мама появляется в моей жизни, она ее полностью разрушает в силу, наверное, своих каких-то проблем.
Анна Седокова призналась, что во взрослой жизни во всех своих мужчинах искала замену отцу, пыталась обрести ту мужскую заботу, которую ей не дали в детстве. Но желаемого она не получала. Например, первый муж – футболист Валентин Белькевич, от которого она родила старшую дочь Алину, – по словам артистки, оказался изменщиком.
– В первую брачную ночь он пришел в шесть утра с красной помадой на воротнике, пьяный, – поделилась любимица публики. – Весь следующий год он кричал мне: «Вина принеси, открой пивасик!» И тогда я поняла, что что-то пошло не так. Когда я увидела, что он мне изменяет постоянно, собралась и ушла. Он мне сказал: «Ты – ничтожество».
Сейчас Седокова – успешная артистка, мама троих детей и новоиспеченная жена. В сентябре певица в третий раз вышла замуж. Со своим избранником – баскетболистом Янисом Тиммой – Анна счастлива.
С нынешним супругом Янисом Тиммой
– Раньше я в мужчинах искала заботу, но сейчас могу сказать точно: человек прежде всего должен быть твой.
Источник
Просуну свою руку под твою
Кровь оглушительно стучала в висках Камала. Он медленно поднялся.
—Убивай, мне все равно—взвизгнула она.
Он схватил Арабеллу за руки и начал трясти, пока ее голова не упала на грудь. У девушки не осталось сил сопротивляться, и, когда Камал привлек ее к себе, она, положив голову ему на плечо, прерывисто прошептала:
— Я ненавижу тебя… ненавижу…
Он почувствовал, как она сжалась, когда его руки скользнули у нее по спине, и проклял себя и собственную жестокость.
Камал в первую секунду не понял, о чем она спрашивает, и недоуменно нахмурился.
— Да, с ней все хорошо. Родила мальчика, как две капли воды похожего на отца.
— Тогда она счастлива.
Он мягко подтолкнул Арабеллу на подушки и стал расстегивать ее сорочку.
— Собираешься снова изнасиловать меня? — прошипела она, оцепенев от негодования.
Руки Камала замерли. Наконец, сжав ее подбородок, он развернул Арабеллу, чтобы взглянуть ей в глаза.
— Насилие, Арабелла? Значит, ты хочешь намеренно извратить все, что случилось между нами в ту ночь? Снова продолжаешь лгать и изворачиваться? Ведь ты хотела меня так же сильно, как я — тебя! Неужели не помнишь, как безоглядно отдавалась, какой была влажной и горячей… для меня? Можно многое изобразить, Арабелла, только не трепет страсти, который я ощущал, когда был глубоко в тебе.
— Перестань! Я не хочу тебя слушать! Все это ничего не значило, ничего! Я только…
Но он заглушил лихорадочные выкрики поцелуем, и прикосновение ее свежего рта словно выпустило на волю всю ярость, весь страх, неотступно терзавшие его эти несколько часов. Он сжал ее голову ладонями, вынуждая Арабеллу принять его безжалостный поцелуй, заставил ее приоткрыть губы и впустить его язык, сознавая, что причиняет боль, сминает нежную плоть. Но гнев неожиданно растворился в исступленном желании. Поцелуй уже не был наказанием и превратился в нежную ласку. Камал неспешно обольщал ее губами и языком, осыпал поцелуями лицо, закрытые глаза, кончик носа. Его рука легла ей на живот, слегка погладила, и сопротивление Арабеллы как по волшебству растаяло, когда его пальцы скользнули ниже, к поросшему завитками холмику.
— Нет, — тихо простонала Арабелла, всем телом прижимаясь к нему. Он медленно ласкал ее лоно, и она затрепетала в языках чувственного пламени.
— Ты льнешь ко мне, сага, — тихо пробормотал он. — Я хочу любить тебя, Арабелла, знать, что ты откроешься лишь мне одному, пить твою сладость!
— Нет, — снова задохнулась девушка, но тут же затаила дыхание, когда он внезапно отнял руку. Камал поднял ее, вжимаясь напряженной плотью в мягкий живот.
— Пожалуйста, — прошептала она, — не заставляй меня испытывать эти странные… пожалуйста…
— Я сгораю от желания, Арабелла, — перебил он, притиснув ее стройные бедра к своим. — Мне не терпится войти в твое тело, слиться с тобой в одно целое, стать частью тебя, как ты станешь частью меня.
Он перекинул ее через руку и страстно впился в губы. Ослепительное, почти болезненное наслаждение разрывало Арабеллу. Она стала извиваться, безмолвно моля об освобождении. Камал ногой раздвинул ее бедра и сильно нажал. Арабелла, теряя голову, тонко вскрикнула и забилась так сильно, что не успела понять, когда он стащил с нее рубашку. Прохладный воздух овевал обнаженные груди, но исходивший от Камала жар сжигал ее, и ей захотелось ощутить прикосновение его бронзовой кожи. Арабелла принялась неуклюже возиться с пряжкой его пояса. Но пальцы не слушались. Девушка отчаянно теребила одежду Камала, смутно сознавая, что его сильное тело вздрагивает при каждом ее прикосновении.
Камал отстранился, на мгновение прикрыл глаза и быстро раздел ее, но при виде девушки, обнаженной, трепещущей, с тяжело вздымающейся грудью, едва не лишился рассудка. Он осторожно уложил ее на спину, но она, отказываясь отпустить его, выгнулась и, обхватив руками его шею, потянула к себе.
— Еще минуту, любимая.
— Я не вынесу, — пробормотала она, уткнувшись лицом ему в плечо. — Пожалуйста…
Он сорвал с себя одежду, но, пока снимал сапоги, немного пришел в себя и лег рядом, не дотрагиваясь до девушки.
— Ты так прекрасна, — прошептал он наконец, лаская полные груди. Под его жадными пальцами бешено колотилось девичье сердце. Камал не хотел торопиться, но понял, что это невозможно. И когда его пальцы скользнули во влажную расселину между бедрами, Арабелла снова вскрикнула и запрокинула голову, словно в беспамятстве. Камал лег на нее. Руки Арабеллы неистово шарили по его плечам, спине, ягодицам, ногти вонзались в кожу, оставляя глубокие царапины. Камал приподнялся на локтях, выгибая спину, так, что отяжелевший, требующий впустить его отросток уперся ей в бедро. Камал выжидал, не входя в нее, наблюдая, как подергиваются пеленой ее глаза.
— Скажи, что хочешь меня, Арабелла, — приказал он.
Но слова застряли в горле, и она с трудом просунула руки между их телами, пытаясь ответить лаской на ласку. Камал отпрянул, встал на колени и начал покусывать и целовать ее живот. Тихие стоны Арабеллы, ее неустанные руки, ерошившие его густые волосы, заставляли его вздрагивать от желания. Камал поднял ее бедра, и к его невыразимой радости, она развела их еще шире, предлагая ему себя. Он продолжал дразнить ее губами и языком, пока не почувствовал, как она сжалась, и только тогда быстро навис над ней, раскрыл нежные лепестки и ворвался в тесное влажное лоно. Он придавил ее к ковру, не обращая внимания на то, что она почти задыхается под его весом; его язык двигался в такт пронзающим выпадам плоти, чередуя наступление с отступлением.
— Обними меня ногами, — повелительно шепнул он. Арабелла повиновалась, вбирая его в себя, и перед глазами Камала все закружилось. Но она билась под ним, охваченная безумной страстью до такой степени, что перестала быть сама собой и словно растворилась в нем, и они вместе полетели к прозрачным голубым высям, к слепящему солнцу. Теперь она кричала все громче, и он прижался к ее губам своими, ловя жалобные, странно возбуждающие звуки, отдаваясь древнему ритму любви. Арабелла встречала каждый толчок, каждый удар с мучительным наслаждением, поглощая Камала, овладевая им. Он скорее ощутил, чем услышал, последний вскрик, судорожную дрожь ее тела и наконец дал волю собственной страсти.
— Это… это словно раскаленная лава, — охнула она, когда он излился в нее.
В этот миг Камал почувствовал, будто душа его отлетела. Он упал на нее, и Арабелла из последних сил прижала его к себе, стараясь слиться с ним воедино. Камал поднял голову и взглянул в ее глаза.
— Ты моя, Арабелла, — жарко шепнул он, — теперь и навсегда. Моя.
Арабелла еще не успела опомниться после пережитого потрясения и, почти не вдумываясь в смысл его слов, улыбнулась и опустила ресницы, усталая и пресыщенная.
Камал осторожно отодвинулся, не сводя глаз с ее спокойного лица. Ничего не решено, кроме того, что он ни за что ее не отпустит. Как прихотливы капризы судьбы, подарившей ему женщину, которую он не имеет права удержать!
Вспомнив о спине Арабеллы, он осторожно перевернул девушку на живот. Рубцы зажили, оставив едва заметные красные следы. Он медленно обвел каждый, словно стараясь, чтобы они исчезли. Но что же теперь делать? И кто может ему помочь?
Камал бережно, боясь разбудить девушку, притянул ее ближе и сжал в объятиях. Она покорно прильнула к нему. Он натянул сверху мягкое шерстяное покрывало, гадая, как она встретит его, когда проснется. Презрительной усмешкой? Дерзкими словами? Снова будет отрицать страсть, пылающую между ними?
Арабелла медленно выплыла из глубин сна и тихо застонала. Она лежала на боку. Одна нога согнута, другая — выпрямлена, и чьи-то руки гладят ее бедра, пальцы пощипывают ягодицы, ласкают мягкую плоть между ног. Арабелла затаила дыхание, когда он прижался теснее, и могучий отросток легко скользнул в нее. Теперь Камал мял ее живот, опуская Арабеллу пониже, чтобы проникнуть в нее до конца.
— Не нужно! — вскрикнула она, наконец придя в себя.
— Тише, любимая, — пробормотал он, лаская губами ее плечо. Его ладонь накрыла ее грудь, и Арабелла мгновенно поняла, что желание сопротивляться куда-то улетучилось. Она покачала бедрами, втягивая его в себя, но по мере того, как разгоралось желание, какой-то голос все настойчивее твердил ей о слабости воли, потере гордости, постыдном разврате. Непрошеные слезы покатились по лицу, хотя бесстыдно алчное тело предательски отвечало на горячечный ритм его движений.
Камал отстранился и осторожно перевернул ее на спину, коленом раздвинул бедра девушки и снова вонзился в нее. Ощутив, как крепко она стискивает его напряженную плоть, он тихо зарычал и вторгся еще глубже, сминая губами ее губы. Но, почувствовав, — что на языке стало солоно, отпрянул, словно от удара.
— Арабелла! Почему ты плачешь?
— О, прошу тебя, не нужно! Не делай этого со мной!
— Но я не причиняю тебе боли, дорогая. Ничего, кроме наслаждения. К чему эти слезы?
— Не хочу, чтобы ты пробуждал во мне эти чувства, — прошептала Арабелла, но, опровергая ее мольбы, бедра задвигались сами по себе. Камал задрожал; огромный жезл настойчиво пульсировал в ней.
— Арабелла, — процедил он, — лежи спокойно, или я оставлю тебя, хотя не желаю этого.
Девушка повернула голову, смутно удивляясь, как она может плакать, когда тело требует его ласк. Камал нежно обвел губами контур ее щеки.
— Ведь мы оба жаждем этого, — мягко сказал он. — Я не стану брать тебя силой, если ты не хочешь меня.
Арабелла проглотила соленую влагу.
— Не хочу. Ненавижу тебя и себя тоже!
В следующее мгновение ей стало невыносимо холодно — ледяной утренний воздух безжалостно гулял по шатру. Арабелла осталась одна, опустошенная, брошенная, несчастная. Резко выпрямившись, она уставилась на Камала. Он лежал на спине, подложив руки под голову. Боже, как он великолепен! И как ей хочется запустить пальцы в эти тугие светлые завитки у него на груди!
Девушка глубоко вздохнула и отползла к самому краю мехового покрывала.
— Мы можем поговорить, — спокойно предложил Камал, не понимая, что она пытается взять себя в руки.
Вцепившись в одеяло, Арабелла натянула его до самого подбородка. Томление волной накатывало на нее, исступленное желание бушевало внизу живота, и ей хотелось кричать на Камала, обвинять в том, что он заставил ее потерять гордость и рассудок. Она боялась поднять на него глаза. Он знает, что победил, однако не задумываясь оставил ее, и вот теперь тело наливается сладкой болью неудовлетворенной страсти. Камал попросту играет с ней, показывая свою власть!
Арабелла сжалась, словно стараясь стать невидимой.
— Ты жесток, — укорила она наконец. Широкие брови Камала озабоченно сошлись.
— Снова станешь обвинять меня в том, что взял тебя силой? — издевательски бросил он.
— Нет, — покачала головой Арабелла, теребя покрывало, — но ты хочешь, чтобы я забывала обо всем в твоих объятиях. Я презираю себя за то, что со мной стало…
— За то, что пробудил в тебе подлинную страсть?
Арабелла вздрогнула, но тут же гордо выпрямилась.
— Почему ты привез меня сюда?
— В моем дворце тебя не ждет ничего, кроме печальных воспоминаний. Я хотел показать тебе мою страну, заставить понять… — Он осекся, не желая лгать и не в силах признаться, как сильно хочет разрушить панцирь ненависти и равнодушия, чтобы она полюбила его. — Пытался, чтобы ты узнала меня не только как бея оранского, а как обычного человека. Алессандро.
— Не имеет значения, как ты зовешь себя, — бросила Арабелла, едва ворочая непослушным языком. — Алессандро не владеет рабами. Не держит женщин в гареме. — Она совсем по-детски вытерла ладошкой глаза. — Ты по-прежнему удерживаешь меня в плену. Ненавижу тебя и на все пойду, чтобы сбежать! Не собираюсь становиться покорной рабыней, одной из тех, кто целует твои ноги и вымаливает ласки.
Бессильный гнев стиснул сердце Камала.
— Это даже к лучшему, что вы больше не выпрашиваете моей благосклонности, миледи! Вы уже не девственны, и, следовательно, ваша ценность сильно уменьшилась, и ваше прелестное тело принадлежит мне без всяких оговорок и сделок!
Она накинулась на него с кулаками, но Камал легко поймал девушку и, подняв ее руки над головой, перекинул через нее ногу, удерживая на месте.
— Можешь шипеть на меня, сколько душе угодно, но, поверь, не пройдет и двух дней, как ты будешь умолять меня взять тебя.
— Разве? Какая жалость, что ты в отличие от остальных моих женщин так неопытна! Они по крайней мере знают, как ублажить мужчину, и не так эгоистичны в своей страсти, как ты, не жалкие невежественные девчонки!
Стыд, подобного которому она не знала, опалил девушку, заставив ее трястись от бешенства.
— Ненавижу тебя! — в который раз выкрикнула она, вырываясь.
— Ты становишься утомительно однообразной, Арабелла, — издевательски произнес он.
Она наконец вырвала руку и что было сил ударила его кулаком в челюсть. Камал зарычал, скорее от изумления, чем от боли, стиснул ее пальцы и подмял девушку под себя. Однако она по-прежнему сопротивлялась, извиваясь всем телом, и только окончательно истощив силы, замерла. Камал сжал одной рукой ее запястья, а другой нежно провел по лицу.
— Тебе не удастся взять верх, Арабелла. Не пытайся бороться со мной. Отдай мне свою… верность.
Она ощутила набухшую горячую мужскую плоть у самого живота и крепко зажмурилась под его испытующим взглядом.
— Ты не получишь ничего, кроме моей ненависти, — прошептала девушка сквозь зубы и услышала его нетерпеливый вздох.
— В таком случае, позволь мне дать тебе истинную причину для ненависти, — рявкнул он и, грубо раздвинув ее бедра, вонзился в напряженное тело. Потом, не обращая внимания на удар и яростные вопли, рывком приподнял Арабеллу, чтобы насадить на себя. Однако и это не показалось ему достаточным наказанием.
Закинув ее ноги себе на плечи, он встал на колени. Зная, что причиняет ей боль, и страстно желая отпрянуть и взмолиться о прощении, он тем не менее продолжал жестоко врываться в нее. Арабелла истерически вскрикнула, когда он безжалостно вторгся в нее в последний раз, изверг семя и поспешно отстранился.
Арабелла не плакала. Не могла — слезы словно навсегда пересохли. Тело саднило и горело. Мучительно медленно она согнула колени и спрятала лицо в ладонях, чувствуя себя запачканной, грязной, использованной. И неожиданно сотряслась в холодном ознобе. Не глядя на Камала, она с трудом поднялась и стала натягивать мужскую одежду.
— Больше ты не сбежишь от меня, Арабелла, — раздался позади резкий голос. — Я уже сказал, в этой борьбе ты не сумеешь победить.
Но Арабелла невозмутимо повертела в руках сапоги и отбросила, поняв, что не выдержит новой пытки. Гордо выпрямившись, она обернулась к Камалу:
— Мои люди схватят тебя, едва выйдешь из шатра.
— Больше я тебе ничем не обязана, — глухо, бесстрастно объяснила девушка и, услышав его саркастический смех, спокойно накинула бурнус, натянула капюшон и перехватила его кожаным ремешком.
— Вернись в постель, Арабелла. Еще только рассвело. Не заставляй меня гнаться за тобой, иначе я поймаю тебя и свяжу.
— Отправляйся в ад, там самое подходящее для тебя место, — очень громко и отчетливо выговорила девушка и, развернувшись, пинком свалила жаровню. Пламя вмиг охватило ковры и шелковые стены. Арабелла метнулась к выходу и с наслаждением вдохнула свежий утренний воздух.
— Скорее! — закричала она. — Пожар! Господин остался в шатре!
В маленьком лагере мгновенно поднялась суматоха. Солдаты сбегались к шатру и никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Арабелла, уверив себя, что с Камалом ничего не случится, побежала туда, где паслись лошади. Выбрала Тимара, жеребца Камала, и, взнуздав его, схватилась за развевающуюся гриву и вскочила ему на спину. Прежде чем уехать, она постаралась разогнать остальных лошадей и вскоре уже мчалась прочь от лагеря. Впрочем, она все-таки оглянулась и увидела Камала, стоявшего у шатра и смотревшего ей вслед.
Арабелла подгоняла жеребца до тех пор, пока его шкура не заблестела от пота. Они углублялись в горы, держась северного направления, туда, где плещется синее море. Остановив Тимара на гребне горы, она оглянулась. Ничего. Никого.
«Я свободна! — подумала она, запрокидывая голову, — свободна. И Камал в безопасности».
— Прекрати, — прошипела она вслух и, склонившись, потрепала Тимара по холке. Боже, представить только, как она выглядит, босая, в мужском мундире, грязные волосы беспорядочно падают на плечи, и, должно быть, вся пропахла конским потом.
Солнце поднялось высоко, а воды нигде не встретилось. Иногда она проезжала мимо кривых, согбенных, жалких деревьев, низких кустиков и чахлых цветочных полянок. Но должна же тут быть хоть какая-то речка! Ведь это не пустыня?!
Арабелла отказывалась задумываться над тем, что у нее нет ни еды, ни оружия.
— Я доберусь до моря еще до заката, — повторяла она себе снова и снова, как молитву. Взмахнув поводьями, Арабелла пустила Тимара вскачь. Такой дикой красоты она еще не встречала. Порой раздавалось пение птиц, крики животных, но увидеть никого не удалось.
Жеребец стоял на краю усыпанного валунами обрыва. Внизу расстилалась узкая лощина, бесплодная и сухая, к которой не вело ни единой тропинки. Арабелла с нарастающим отчаянием огляделась. Слишком высоко! Пришлось повернуть коня на восток. Заросли становились гуще, земля мягче, но по-прежнему ни речки, ни колодца. Бока Тимара тяжело вздымались, и Арабелла забыла о собственной пересохшей глотке при виде страданий животного. Она соскользнула на землю и привязала его к дереву с тонкими ветвями, а сама уселась рядом, прислонилась к стволу и закрыла глаза. Земля такая же жестокая, как и ее народ, и она умрет здесь в одиночестве.
Не будь трусихой!
Арабелла открыла глаза и заметила, что солнце клонится к западу. Где же звери? Она вздрогнула, вспомнив тихое рычание, которое не раз слышала сегодня, и почему-то подумала о Камале, представив его именно таким, каким видела в последний раз: он стоит перед горящим шатром, одетый в белые шальвары, и смотрит ей вслед. Она была очень далеко, чтобы увидеть выражение его лица. Что он чувствовал? Гнев? Презрение?
Арабелла медленно поднялась. Какая разница, что он думал? Главное, что голова кружится от голода, и очень хочется пить.
Неожиданно все мысли о воде и еде вылетели из головы. В зарослях раздался громкий рев. Так ревут львы, а любой лев играючи растерзает человека! Тимар фыркнул и натянул поводья, в страхе закатив глаза.
Арабелла вздрогнула при звуках своего прерывающегося голоса. Она не выживет в этой ужасной местности! Жизнь внезапно показалась слишком ценной и такой хрупкой!
— Мы возвращаемся, — сказала девушка, вскочив на Тимара. Животное дрожало от ужаса, и она пустила его вскачь туда, откуда они приехали.
На мгновение Арабелла не поверила глазам и даже моргнула, но крошечное озеро не исчезло. Берега испятнаны следами животных, значит, воду можно пить!
Она спешилась, подвела жеребца к воде и, подождав, пока он напьется, упала на колени и зачерпнула пригоршней воду, наслаждаясь неземным вкусом. Наконец она поднялась и огляделась. Вокруг росли деревья, за. спиной — голые угрюмые камни, словно упавшие с крутого обрыва. Арабелла решила было провести здесь ночь, но желудок протестующе заурчал. Еще светло, и, возможно, солнце окончательно зайдет лишь через несколько часов. Она как раз успеет добраться до лагеря.
Источник